Рада приветствовать читателей этого отзыва. На днях буквально дочитала в третий раз роман "Анна Каренина". Появилось желание проверить, изменилось ли моё восприятие со времён школы и юности. В школе, помнится, несмотря на мою огромную любовь к чтению, урокам литературы, прекрасные отношения с учительницей и приятные отметки, роман как-то прошёл мимо меня. Второй раз я перечитала его лет в двадцать. И вот тут я открыла для себя историю, которая меня захватила, - историю любви Константина Левина к очаровательной юной княжне Кити Щербацкой. Спустя много лет я могла пересказать целые эпизоды, связанные с этими - полюбившимися мне - персонажами. Например, живо вспоминалось мне предложение, сделанное Левиным девушке, которую он долго и безнадёжно любил, её реакция, его состояние - они, видимо, запали мне в душу. Даже такая мелочь, как варка варенья в усадьбе, мне запомнилась.

Но вот зарождение отношений между т. н. центральными действующими лицами (ведь таковой, согласно названию книги, является Анна?) - Карениной и Вронским - совершенно стёрлось из моей памяти. Сумела бы я рассказать в общих чертах сюжет, начиная с измены мужу, включая назревание конфликта, разрыв и ожидание развода, и заканчивая финалом, но целые главы, посвящённые развитию их романа и преобразованию их чувств друг к другу, читались мной сейчас так, словно я впервые взяла книгу в руки...

Я с удивлением вчитывалась в то, как Лев Николаевич описывал Анну и Вронского, словно желая подчеркнуть исключительную притягательность каждого: женскую - её, мужскую - его, словно стараясь вызвать и во мне, как в читателе, чувства симпатии к ним, объяснить, отчего так пьяняще действовала красота Анны не только на мужчин, но и на женщин, отчего во Вронского легко влюбились, как минимум, две героини романа. Но во мне они долгое время не вызывали никаких чувств, была в душе полная пустота и равнодушие, основанные, думаю, на невозможности понять, что стало корнем их отношений, которые я никак не могу назвать любовью. Как показалось мне, два чужих человека, не имеющих никаких духовных точек соприкосновения, не способных ни понять друг друга по-настоящему, ни сблизиться на каком-то глубоком уровне, что возможно лишь для родственных душ, поддались страсти, одна - из-за потребности любить и отсутствия романтических чувств к мужу, другой - поддавшись превосходящему среднестатистическое женскому обаянию и возжелав "запретный плод", каким была замужняя великосветская дама, супруга важного государственного чиновника, которую так престижно и так волнующе было "погубить"...

Ближе к окончанию романа я уже относилась к Вронскому с сочувствием, понимая, как ему аукнулась эта связь. Но отчего-то, наблюдая за тем состоянием, в котором нашёл его Кознышев во время отъезда в Сербию, ощутила уверенность, что это всё-таки хороший жизненный урок для него, который, надеюсь, поможет ему, с его твёрдым характером, правдивостью и здравомыслием, обрести в будущем личное счастье. По крайней мере, мне хочется так думать. Вронский ничем не виноват перед Анной, и он по натуре своей - не жертва. И то "раскаяние", которым грозила ему любимая женщина в последнюю встречу с ним, то страдание, как зубная боль, излечимо.

Кому сочувствовала ещё, так это Каренину - мужу Анны, который так же, как она, был женат не по истинному желанию. Мне не хочется анализировать его характер и поступки, но скажу, что во всех его столкновениях с Анной я была на его стороне, часто ловя себя на мысли, что сравниваю Каренину с её братом, отмечая склонность обоих к неверности, имеющей, однако, противоположную и окраску, и первопричину, и т. д., и т. п. Если Облонский находил себе приключения ради наслаждения жизнью, которая кипела в нём, заражая окружающих жизнерадостностью, и похождения эти не оставляли никакого следа в его сердце, отравляя, правда, семейные отношения, то Анна имела очень для меня неприятную особенность превращать любовь в страдание. Мне почему-то кажется, что эта женщина ни при одном раскладе не могла бы быть счастлива.

Выйди она даже замуж по любви изначально, всё равно наступил бы момент охлаждения, успокоения, который бывает у всех пар, проживших много лет вместе, но не у всех приводящий к разрушению взаимоотношений, потому что первые романтические чувства перевоплощаются в настоящую близость, взаимопонимание, дружбу, делая семью крепкой. Но Анна, по-моему, из тех, кто этого успокоения и угасания первого пламени не перенёс бы. Или ей стало бы, как с Карениным, скучно (ведь даже в сыне она, испытывая новизну зарождающегося чувства к Вронскому, разочаровалась, вернувшись из поездки, ибо ей и в чувствах к близким людям недоставало остроты и искры), или она бы начала ревновать мужа, как ревновала Вронского. Да и выбор круга общения (что могло быть хуже сближения с Тверской?) у Анны говорил не в её пользу: ни одного настоящего друга, ни единой искренней привязанности, кроме, разве Долли, с которой она без родства не сошлась бы.

И двадцать лет назад, и теперь, идя вслед за Анной, я испытывала усталость и почти физически ощущала весь груз, который её душащая, голая, ничем не разбавленная и не уравновешенная, страсть к Вронскому обрушила на плечи обоих мужчин. Пожалуй, мужу было даже легче, чем любовнику. И, как избавления для всех, я ждала той её роковой поездки на станцию и испытала огромное облегчение, как бы жутко ни звучало это (возможно, читающие мой отзыв не поймут меня...), когда всё было кончено. Мгновение всего ощутила я сожаление, но оно утонуло в потоке мыслей о том, что Анна никогда, ни ради кого и ничего не изменилась бы, и мучения её и окружающих продолжились бы, отразившись впоследствии и на детях.

Как и тогда, в двадцать лет, я не постигала, что такое ревность, казавшаяся мне самым бессмысленным, бесполезным, разрушительным чувством, так и теперь, в сорок лет, я не понимаю ревности, как "сытый не разумеет голодного". И сама Анна в последние часы свои осознавала, что бессмысленная ревность её происходила только из глубокого неудовлетворения её собственного, из невозможности её ни самой находить радость жизни, независимо от предмета своей страсти, ни, тем более, дарить эту радость жизни другим.

Кто действительно с первых минут чтения радовал меня, как я писала выше, так это Левин. Это за ним я следила с интересом, его появлению на страницах романа радовалась, его чувствами и размышлениями увлекалась, его судьбой была озабочена. Хотя Левин далёк от моего идеала, полюбить такого мужчину я бы вряд ли могла. Но тогда остальные в романе и вовсе далеки от совершенного в моих глазах образа, который ни в одном произведении Л. Н. Толстого я вообще не встречала. И всё же Левин, как и Пьер Безухов в романе "Война и мир", - самые лучшие из "толстовских" мужчин для меня, с которыми я точно, встретив таких в жизни, поладила бы и подружилась. Я во многом согласна с Левиным относительно тех выводов о смысле жизни, к которым он пришёл в конце романа, и это стало прекрасной точкой в произведении великого писателя, которое на этот раз я читала очень долго - почти три месяца, по несколько электронных страниц в день.

С женщинами, конечно, было проще. Я не могу ни с одной сравнить саму себя, но понятными и близкими для меня оказались дочери князя Щербацкого. Кстати, как же я не отметила князя? Вот, пожалуй, тот из персонажей, кто больше всех близок мне по духу. Его редкие, но точные высказывания, его умение отрезвлять и возвращать "с небес на землю", называть вещи своими именами меня восхищали. Я с наслаждением наблюдала за тем, как он открывал глаза Кити на окружавших её "на водах" знакомых, часть из которых чуть ли не возвела она в ранг святых.

Что касается самой Кити... Лучшая из всех женщин в романе. Именно такая, которую я желала бы подарить Левину за его доброе и чуткое сердце, за его естественность и благородство, за его чистоту... Кити я люблю из героинь Толстого больше всех - больше, чем малосимпатичную мне Наташу Ростову.

В романе множество сюжетных линий и много важных тем затронуто. Его, как произведение глубокое и вызывающее много мыслей о важном и вечном, непременно нужно читать. Даже тем, кто познакомился с ним в школе. Потому что, признаюсь, всё то, что говорилось о книге этой на уроках литературы, исчезло из моей памяти. И я рада возможности, расслабившись, свободно от чужих мнений, высказать свои собственные впечатления. Пусть в чьих-то глазах неверные и поверхностные. Но - откровенные и правдивые.