Когда я сел смотреть, как режиссер Ридли Скотт рассматривает печально известные убийства семьи Гуччи, в воздухе витало осязаемое электричество. Может быть, это было просто вино из кинотеатра с завышенной ценой, но «Дом Гуччи» казался фильмом, который решил стать сенсацией.
По крайней мере, это то, что обещали под шквалом рекламы. В трейлерах рассказывалось о гламуре, сексе, моде, пасте и, самое главное, об убийстве. Предания династии Гуччи стали оживленной находкой, которую так легко продать, что она казалась обреченной на успех на киноэкране. В сочетании с Адамом Драйвером в парике и знаменитой итальянкой Леди Гагой в качестве коварных главных героев «Дом Гуччи» дал идеальный рецепт чего-то дьявольски волшебного.
К сожалению, посылка и звездная мощь - единственные достижения, которые «Дом Гуччи» может продемонстрировать, поскольку в фильме не реализован блестящий потенциал лагеря, который так горячо обещал проект.
Повествование начинается с искры. Мы встречаемся с Патрицией Реджиани из Гаги, женщиной, настолько очаровательной, что ее простая походка может вызвать массовую истерию в местном гараже. Устав от подделки чеков в офисе отца, Патриция решает перекрасить город в красный цвет и под светом диско-шара встречает 6-футовый билет из своей обычной жизни. Его имя? Gucci.
Как только Реджиани осознает финансовый потенциал скромного водителя Маурицио Гуччи в ночном клубе, она начинает преследовать его с той же самоотдачей, что и школьница. Она соблазнительная, игривая и настойчивая, на каждом шагу загоняет Gucci в угол. Он становится финансируемой трастом каменной плитой, которая в конце концов падает, а Реджиани становится лисицей, которая готова его лепить.
Начальные этапы этих отношений обеспечивают наиболее кинетические последовательности в фильме. Эти пламенные первые месяцы поспешных свадеб и чрезмерных сексуальных сцен служат прекрасным знакомством с дуэтом, судьба которого уже трагически предрешена. Драйвер обеспечивает тонкую итальянскую декорацию, поскольку Гага выжигает каждую сцену, приподнимая угольную бровь и легкомысленную интенсивность, которая кажется слишком специфичной, чтобы ее можно было сфабриковать.