" - Громче пойте, громче!"
Хор во всю мощь запевает плясовую, но даже целый хор не в состоянии заглушить крики бедной Лизы Болконской. Где-то там, за сценой, она мучительно умирает в родах. Мы не видим ее мучений, но почти физически их ощущаем, наблюдая за толкотней бестолково снующих по сцене слуг, паническими метаниями княжны Марьи, порывистыми движениями князя Андрея, который еще не осознает, что уже практически вдовец. Но вот все стихает. По сцене проходит, словно призрак, женщина в подвенечном платье со свечой, а за ней через всю сцену все тянется и тянется бесконечная фата, и тогда становится понятно, что не платье невесты это вовсе, а саван.
Спектакль Юрия Грымова "Война и мир" наполнен образами, как подсолнух семечками, да уж простит мне маэстро такое ботаническое сравнение. Нас со школьных лет приучили искать в бессмертном произведении Толстого скрытые смыслы, в каждой фразе писателя распознавать глубинные философские размышления о главном, вечном, глобальном. Все это, конечно, в наличии, никто не спорит, но на сцене Театра "Модерн" знакомое с юности программное чтиво обретает вид простой человеческой истории о жизни, любви, ошибках, подлости и предательстве, поисках себя и т. д. Момент, правда, у героев для этого выбран не самый удачный - вся их привычная жизнь и устои рушатся, а тихое мирное существование с треском сгорает в военном пламени.
Спектакль выстроен таким замечательным образом, что зрителей все время бросает из одной крайности в другую. Начинается действие в церкви, и запах ладана явно чувствуется, и потрескивание свечей слышится, и певчие выводят старательно, и если прикрыть глаза на секунду, кажется, что ты в храме на службе и не актеры это вовсе, а обычные прихожане вокруг. Мелькает среди них тоненький силуэт Наташи Ростовой, и вдруг все меняется прямо на глазах, и вот уже Пьер, смущенный, нелепый, полуголый, дрожащий, дает обет братству вольных каменщиков. И дальше все меняется, как в калейдоскопе: раз - Наташе чудесной летней ночью хочется взлететь, два - смерть Лизы, три - знакомство Наташи и Андрея на балу, четыре - дуэль Пьера, и дальше, дальше... Калейдоскоп крутится, уровень драматизма неминуемо нарастает, события следуют одно за другим. Но я смею надеяться, что нет среди нас неучей, которые не читали Толстого, ну или хотя бы не восхищались Вячеславом Тихоновым и Людмилой Савельевой в оскароносной эпопее Бондарчука. Что толку всем знакомое содержание пересказывать, только отрывать занятых людей от дела. Я вот все не устаю говорить, как мне нравится, что в театре "Модерн" за любым, даже самым известным сюжетом стоит еще и поиск нестандартных средств выражения, интересных визуальных, музыкальных, костюмных, шумовых эффектов, посредством которых можно по-новому раскрасить до боли знакомую историю. На меня это всегда очень действует, и судя по бурным апплодисментам в финале, не на меня одну.
Ну прежде всего о хоре
А точнее о ХОРЕ ( на самом деле знаменитом Государственном академическом русском хоре имени А. В. Свешникова) Я только так, с большой буквы могу представить этот единый певческий организм, который начинает музыкально сопровождать зрителя еще до начала действия, ведет по всему спектаклю и церковным хоралом и народной песней и полуплачем-полумолитвой по погибшим и ну очень неожиданным перевоплощением в персонажей оперы Россини, порадовав нас кусочком из "Севильского цирюльника".
Замечательный, кстати, способ отвлечь зрителя на несколько минут от серьезности повествования, при этом словно позволив взглянуть на происходящее глазами героев Толстого, оказавшихся в опере в тот критический момент, когда на пути Наташи возник подлый соблазнитель Анатоль Курагин (кстати, Шамиль Мухамедов мне показался очень естественным в роли этого представителя беспринципной "золотой молодежи", и ногу теряет он очень реалистично)
Не знаю уж каким чудесным образом в светлую голову Грымова пришла идея задействовать хор, но она просто бесподобна!
А вот еще одна великолепная задумка. Я уже привыкла к обманчивой "скупой сценографии" в театре "Модерн". Но порой обычный самовар да чашка чая прекрасно заменяют самые помпезные декорации. И с таким удовольствием гости на балу попивают "шампанское", что сомнения закрадываются, точно ли там вода? А взять хотя бы ковер, который раскатывают в доме Болконских к приезду князя Курагина с сыном. Ковер ковром, а половица то под ним скрипит, и эта маленькая деталь лучше всяких слов показывает отношение старого князя к нежеланному сватовству. И таких примеров за весь спектакль набирается множество. Но поистине эффект "вау!" производит второй антракт. Ничего не подозревающие зрители выходят в фойе и что же они видят? Догорает Москва "спаленная пожаром". Обуглившиеся доски, прожженые ковры и обои, обгоревшая мебель, разбросанные бумаги и прокопченый потолок! За такое зрелище готова режиссеру кричать отдельное браво! Удивил, так уж удивил.
Можно еще сказать немного про актерские работы, но прежде о том, какое тут невероятное коллективное творчество случилось. Практически вся труппа задействована в массовых сценах: чудеснейшим образом перевоплощается то в крестьян, то в дворян, то в беженцев из сгоревшей Москвы, то в героически сражающихся русских, то в бредущих среди метели французов. Присутствует и Кутузов. Наполеон, конечно, тоже в наличии. Наташа Ростова (Ольга Богомазова), как и положено, восторженна и по-детски непосредственна, но видя ее светящиеся глаза, хочется верить и в ее искренние влюбленности и в ее неподдельное горе. Небольшая, но яркая роль княжны Марьи у Марины Диановой, особенно удачен момент сватовства. В нелепом наряде своей прабабки она выглядит и комично и трогательно, а ее преданность отцу и брату вызывает искреннее восхищение. Князь Андрей (Александр Толмачев) немного прекрасный принц, но сцена смерти явно удалась. Очень уж хорош Платон Каратаев (Петр Ступин), свой хрестоматийный монолог он не просто произносит, слова из него словно сами льются, обволакивая добротой и любовью, как теплой шалью.
Ну и Пьер конечно же (Александр Колесников). Про Пьера есть одна фраза Грымова, которая, пожалуй и определяет основной посыл спектакля: "Мы рассказываем историю Пьера, ставшего Петром Кирилловичем". Внутри этого нелепого, неловкого, стеснительного человека чуткая, чистая душа и стальной характер, а война и страдания обостряют в нем все лучшие человеческие качества. Он при всех своих метаниях, исканниях, ошибках и безумных порывах и есть самый настоящий русский герой. Наверное Толстой сильно любил своего Пьера, если сделал его таким невозможно обаятельным. Мы тоже любим Пьера "толстовского", ну а теперь еще и "грымовского" полюбили.