Мне очень понравилось это произведение, наверное, отчасти потому что я понимаю, как это быть насильно заключённым долгие годы в ненавистном месте. И в моём случае, речь идёт конечно же, не о местах лишения свободы. Но не только там можно соприкоснуться с этим чувством. Я убеждена, что каждому из нас оно знакомо в той или иной степени. Пусть только мимолётно, но оно, вероятно, было у каждого. Мне же довелось жить с этим чувством не один год. Поэтому оно мне так глубоко понятно.

Так же я знаю, как это, когда тебя отщепляют от общества, в котором ты оказался, (пусть даже и не по своей воле) только потому что ты не похож на других. Происхождение, мировоззрение, твоя самость, – всё слишком сильно выбивается из общей массы. Тебя за это отвергают, тобой пренебрегают, но где-то очень глубоко в душе, не признаваясь самим себе в этом, – тобой и восхищаются. Но последнее происходит только в том случае, если сумеешь под натиском общества сохранить своё внутреннее достоинство. Что у меня очень долго не получалось. И это чувство, которое демонстрируется в книге, мне тоже очень понятно.

Эта книга была последней каплей, которая помогла мне утвердиться в убеждении и проверить его на практике, что нет ни в мире, ни тем более в людях, только чёрного и белого. Это глупое суждение, присущее детскому или юношескому максимализму, долго сидело в моём сознании. И я отчаянно пыталась найти подтверждения, убедившие бы меня в обратном. Мне до боли хотелось научиться видеть в людях хорошее. Даже, казалось бы, в тех людях, в которых хорошего нет. Теперь я очень пристально изучаю человека, прежде чем вынести в своей голове, хоть какое-то малейшее суждение о нём.

Первой каплей, которая подточила фундамент моего ложного убеждения, было пояснение почему в церкви ставят свечи. Я не помню где я его услышала или прочла, но говорилось в нём о том, что свеча – это аналогия человека. В нас, в каждом из нас, горит огонь. Огонь, который порождает свет, рассеивающий даже самую кромешную тьму.

Достоевский говорит больше: В каждом из нас есть этот огонь. Но у всех он спрятан под коркой грязи, гнусности и паскудства. И толщина этой корки у каждого своя. Теперь я вижу самый глубинный смысл в том, чтобы сделать эту корку максимально тонкой, еле заметной. Суметь светить себе и тем самым освещать других.

Достоевский этому учит. Он видел человеческую сущность как никто другой. В необразованных, жестоких и, казалось бы, совершенно пропащих людях, он мог разглядеть этот свет. Расковырять эту заскорузлую корку и увидеть тлеющий костёр и вспыхивающие язычки пламени. Отнестись с состраданием к душе, которая сама себя мучит.

Он не боялся показывать другим свой огонь, согревать им, рассеивать мрак. Потому что знал, что этот огонь никто не в силах затушить. Ему не страшна даже смерть. Он продолжит гореть и после неё.

Возможно, эти умозаключения кому-то покажутся очевидными. Умом я их понимала давно. Но прочувствовать душой получилось только теперь.

Всего одна книга, а сколько инсайтов. Как сильно меняется душевная организация, благодаря достойной литературе.

Приведу отрывок из книги, особенно затронувший меня:

"В самом деле, положительно не правы те, которые говорят, что дворянину, образованному, и т. д. совершенно одинаково тяжело в наших каторгах и острогах, как и всякому мужику. Основание этой идеи верное, гуманное. Все люди, все человеки. Но идея-то слишком отвлечённая. Упущенно из виду очень много практических условий, которые не иначе можно понять, как в самой действительности. Я говорю это не потому, что дворянин и образованный будто бы чувствуют утончённее, больнее, что они более развиты. Душу и развитие её трудно подводить под какой-нибудь данный уровень. Даже само образование в данном случае не мерка. Я первый готов свидетельствовать, что и в самой необразованной, в самой придавленной среде между этими страдальцами встречал черты самого утончённого развития душевного. В остроге было иногда так, что знаешь человека несколько лет и думаешь про него, что он зверь, а не человек, презираешь его. И вдруг приходит случайно минута, в которую душа его невольным порывом открывается наружу, и вы видите в ней такое богатство, чувство, сердце, такое яркое пониманье и собственного, и чужого страдания, что у вас как бы глаза открываются, и в первую минуту даже не верится тому, что вы сами увидели и услышали. Бывает и обратно: образование уживается иногда с таким варварством, с таким цинизмом, что вам мерзит, и, как бы вы ни были добры или предубеждены, вы не находите в сердце своём ни извинений, ни оправданий".