Возвращаясь к теме типичного представителя национального духа, довольно предсказуемо я наткнулся на него в этом маленьком рассказе, хотя, как мне кажется, где-то подспудно его сторонился, ибо трудно в этом отношении выступать обделителем литературных бонз, но Лев Толстой, хотя и вступил в неезженную колею, следовал ею слишком уж прямолинейно, хотя ему-то, чтобы прийти к нужному образу, нужно было всего-то чуть отступить от своего и взглянуть на мир рядомлежащими глазами. С другой стороны, он именно потому и Лев Толстой, что этого не сделал.

Несмотря на многочисленные попытки приписать Достоевскому то, чего у него и в помине не было, новозаветные последователи отыгрались на его ученике, Михаиле Булгакове, хотя это еще не известно, кто там на ком отыгрался, ибо, получив искомый образ канонического сына божьего исключительно в кино, они также получили и Шарикова, на которого молиться можно только очень быстро, слишком уж он на глазах обрастает шерстью и начинает крутить хвостом.

Обломов, к таковому выводу я в итоге пришел, был задуман в качестве национального духа Гончаровым, но таковым не стал по причине небольшого несоответствия личности самого автора. Трудно, знаете ли, так много сотен страниц держать в узде центрального персонажа, если сам им не являешься. Гоголевская сатира, самая многоликая, но вместе с тем не распространяющаяся на исключительно трагичных персонажей. Зато Салтыков-Щедрин чудесно изобразил искомый образ в самоотверженном зайце, но, должен признать, что у Гаршина получилось лучше.

В образе будочного обходчика Семена автор воплотил не только явные достоинства, которых я, как обычно, не вижу в упор, но и пошел самым верным способом, стал подчеркивать недостатки. Явно это у него, понятное дело, не получилось, но Гаршин очень удачно подсунул Семену из соседней будки (несколько верст) коллегу Василия.

Конечно, это не явный представитель иного мировосприятия, мне долго пришлось копать во всех этих пертурбациях, ибо узкое место в человеческих отношениях у Василия читается сразу, но оно не является непременным признаком технологического подхода. Благо, меркантильные расчеты соседа, каковые, кстати, я сам таковыми не считаю, несколько прояснили картину и, что самое главное, довершили историю непрактичности Семена. Обратите внимание, он не только долго мечется в поисках хлеба насущного, это бывает со всяким, тем более, в описываемое время после отмены крепостного права, Семен даже не поинтересовался штатной ставкой обходчика. Для него подобная служба - милость царская, нечто, что прилетело сверху за жизнь праведную. Или не прилетело, а как еще жить, если иначе не умеешь. Нет больше офицера, при котором был слугою, денщиком. Рассказ "Денщик и офицер", как я понял, был задуман как единое целое Гаршиным и его следует тоже изучить.

Собственно, именно здесь я уверился в образе и, разумеется, сюжет не заставил себя ждать, ибо общая смиренность только ждет, чтобы доказать свою жертвенность. Здесь я затыкаюсь, рассказ мощный, кажется неоднозначным, если бы была возможность делать выбор. Выбора нет, остается только читать.

Мои рекомендации " Сигналу", читается быстрее, чем все другие произведения автора, насчет аудиоверсии не знаю, наверное, она есть. Здесь у чтецов все шансы тряхнуть шекспировщиной, пострадать и покричать. Не слишком много, да, но громко.

И вот еще. Финал таков, что сам Гаршин накормил читателей своими собственными измышлениями, но, извините, подвиньтесь, подобное уже не в руках автора. В общем, к финалу многое можно добавить, ибо сам автор в нем плохо разбирается. А то, что, типа я это придумал, что хочу, то и ворочу, так такого нет. Спросите у Тургенева и его "Вешние воды".

Да, еще один постскриптум. Образ Семена мне видится более удачным, чем горьковский Фома Гордеев. Отчасти от того, что он исключительно народный, не сын миллионера, что предполагает исключительность и крайность. Отчасти от того, что он более близок самому автору. Горький, сколько бы не строил из себя босяка, в собственных произведениях все же показал совершенно иное.