Оказавшись на северо-востоке Италии, в регионе Фриули-Венеция-Джулия, мы с мужем решили заехать в гости к одной спящей красавице – к даме с аристократическими корнями, однажды доведенной до пограничного состояния и застрявшей в нем на шестьдесят лет. Войдя в особняк красавицы, имя которой Гориция, мы застали ее наносящей праздничный макияж. И вскоре узнали причину такого воодушевления. Горицию разбудил не поцелуй влюбленного принца (да что там для нее какие-то принцы, когда она была на короткой ноге с королями и императорами!), а радостное известие: ее избрали культурной столицей Европы будущего 2025 года.

Почему я задумала путешествие в этот город? Очень просто: поймалась на удочку марки «Австрийская Ницца». Именно под таким туристическим брендом синьора Гориция блистала в свои золотые годы, пришедшиеся на девятнадцатое столетие и начало двадцатого века, пока на нее и на весь континент не обрушилась Первая Мировая.

Мягчайший климат, целительный воздух, безбрежное море зелени, под боком шедевр от самой природы – долина реки Изонцо, отменные вина…Чем не вариант для курорта и приятного времяпрепровождения?! Вот и распробовали, и полюбили отдых в Гориции (тогда еще Гёрце) и венская знать, и успешные коммерсанты из Венеции и Триеста, и прочий европейский истеблишмент…

А если серьезно, Гориция привлекла меня своим «неформатом». Она очень мало походит на «правильную», классическую Италию, точнее, на ее образ, растиражированный в путеводителях по всему белу свету. Да и название города тоже не итальянское. Оно происходит от словенского слова «горИца», что означает (хотя знающим русский язык, наверное, будет интуитивно понятно без перевода) «холм» или «горка». Ну и, конечно же, из-за сложности пируэтов тысячелетней истории синьоры Гориции, начавшейся с деревушки, пожалованной в XI веке императором Священной Римской Империи фриульской графской династии Эппенштейнов.

В итоге меня вновь ожидало погружение в тему итальянского приграничья с неоднородностью его городских пейзажей, с разнообразием языков и наречий, с зажившими и незажившими ранами, со сбывшимися и несбывшимися надеждами.

Однако в Гориции приграничная тема звучит объемнее и сильнее, чем на других рубежах Италии, поскольку Гориция – это и есть граница. Граница с разными ролями, символами и смыслами. Граница видимая и невидимая. Граница, где соприкасаются три культуры: романская, словенская и германская (которая позже передаст эстафету австро-венгерской). И также граница времен железного занавеса, пролегшая между соцлагерем и капстранами: Гориция – это город, расколотый из-за Второй Мировой.

Делили Горицию по условиям Парижского договора, исходя из этнического состава ее населения. Восток и часть севера, полу-сельские местности, где жили преимущественно словенцы, а также немногочисленная община фриулов, отошли новообразованной Югославии. Ей же досталась и железнодорожная станция. Очень скоро на этих землях под личным руководством самого Тито начнут отстраивать новый город, которому предстояло «возглавить» приобретенные территории. Город, задуманный как дерзкий ответ западным идейным противникам. Его назовут закономерно и просто – Нова-Горица. А исторический центр и другие районы Гориции останутся у Италии.

Чтобы не идти вразрез с географией и хронологией, в первую очередь отправляемся на итальянскую сторону, то есть в саму Горицию. Въехав на Via Bartolomeo Alviano, гарантировавшую, как рисовал навигатор, близкую к центру бесплатную парковочную площадку, сразу же убеждаемся: Гориция и в самом деле гористая:)

У подножия горки, с которой скатывается Via Bartolomeo Alviano, с большой неохотой выбиралась из долгой субботней спячки флегматичная (не разделяю мнение виконта Ларошфуко, записавшего ее в меланхолики) площадь Сан-Антонио. Хотя ее обделили всякими архитектурными пряниками и не придали ей лоска, она ценится за список имен, связанных с окружающими ее зданиями.

Пьяцца Сан-Антонио – площадь, которую интереснее не рассматривать, а расспрашивать, если бы была такая возможность. И слушать ее, затаив дыхание, тихо как мышь. Она ведь помнит Горицию с ее юности, еще со средневековья, когда та превратилась в процветающий город – в центр одноименного графства. И, конечно же, помнит период ее благоденствия после того, как Гориция стала частью империи Габсбургов, когда в начале XVI столетия угас последний потомок графского рода.

Жемчужное ожерелье-аркада, гордо демонстрируемое этой площадью, досталось ей в дар от недожившего до наших дней монастыря францисканцев, основанного в XIII веке. Похоже, она сейчас единственная в Гориции, кто знает наверняка, как возникла эта обитель, и правда ли то, что ее появление – замысел самого Святого Антония Падуанского. Впрочем, если исходить из времени его жизни и адресов его странствий, я бы не стала отметать эту версию. Но как бы там ни было, монастырь остался в истории с именем Сан-Антонио. И передал свое название площади.

А все свои лучшие драгоценности площадь сложила в простенькую шкатулку из светло-серого камня. Эта шкатулка – палаццо, известное в Гориции как Шёнхаус. С XVI столетия и поныне в нем живет-поживает одно из древнейших дворянских семейств Европы – бароны и графы Лантьери. Знатный род, с давних времен покровительствующий творческим людям. Поэтому в палаццо Лантьери принимали и Гёте, и Шиллера, и Гольдони…

Кроме знаменитых служителей муз палаццо Лантьери удостоили своим посещением австрийская эрцгерцогиня Мария Терезия, Наполеон, понтифик Пий VI и одна незаурядная личность, известная многим только в одном-единственном амплуа, из-за чего фамилия этой личности стала на веки веков именем нарицательным: Джакомо Джироламо Казанова. А в залах палаццо плывут в полонезе произведения из довольно богатой и разношерстной семейной коллекции – от фресок эпохи Возрождения до работ Яна Фабра и Микеланджело Пистолетто.

Отмечу, что вход посторонним в палаццо Лантьери не воспрещен. Конечно, только в определенные дни и предварительно созвонившись-списавшись с хозяевами, так как палаццо – всё-таки не музей изящных искусств, а собственный дом. Но хоть и с такими ограничениями пускают, рассказывают, показывают…За аркой палаццо виднелся внутренний двор с очаровательным садом, но доступ в него, насколько я понимаю, на тех же самых условиях, что и в здание. А пробовать зайти туда субботнюю рань наудачу – в моем понимании, апогей невоспитанности.

На другой стороне площади обрывалась цепочка следов, тянувшаяся сюда из Парижа по замысловато-извилистой траектории. Дело в том, что до этого путешествия Гориция и Вторая французская (она же Июльская) революция с ее «тремя славными днями» (от слова «слава») и отрекшимся от короны Карлом X – последним Бурбоном на французском троне, существовали в моей голове наподобие двух параллельных прямых в евклидовой геометрии, т. е. никак не пересекаясь друг с другом:)

И хотя я много читала о том, с чего начинались, чем завершились и на что повлияли те самые славные парижские дни, подробности жизни Карла X после его свержения то ли ускользнули из моей памяти, то ли вообще прошмыгнули мимо нее. Помнила только, что он умер в изгнании, причем вдалеке от Франции, и на этом все мои знания о его дальнейшей судьбе заканчивались...

Однако по правилам геометрии, существовавшим на площади Сан-Антонио, обе прямые пересеклись. И я достраивала маршрут по Гориции уже с учетом этого обстоятельства. Точка пересечения – палаццо Страссольдо (теперешний отель «Entourage»). Архитектурный аристократ, рожденный во времена Ренессанса, но причесанный и одетый по моде XVIII столетия.

Однажды, когда Гориция практически забыла о парижских событиях, в вестибюле палаццо Страссольдо зажурчала французская речь. После скитаний по разным европейским углам (Англия, Шотландия, Прага, австрийское приморье) Карл X вместе с семейством и сохранившими ему верность придворными надумал обосноваться в Гориции.

С выбором жилья Бурбоны определились так: низложенный король и его супруга поселились в другом, более презентабельном и просторном дворце – палаццо Коронини-Кронберг, а в палаццо Страссольдо остались жить сын, невестка и внуки – дети другого сына Карла X. Их быт, естественно, был далек от прежнего королевского размаха в Париже. Но дважды в неделю, они, тем не менее, устраивали приемы для местной знати или для приезжавших сюда французских гостей. Впрочем, в Гориции самому Карлу X долго обитать не пришлось: не прошло и полтора месяца, как экс-короля настигла холера, которая в те времена многих сводила в могилу.

Через площадь Кавур, сросшуюся с площадью Сан-Антонио, идем знакомиться с золотым фондом достопримечательностей Гориции. Чей это город (в смысле, по внешнему виду) – ясности пока еще нет. Италия проявляется только в текстах на вывесках, в табличках с названиями улиц, в жестах и речи людей, шагающих мимо нас. А Австрия еще (или уже) эфемерна.

За спиной бывшего Дворца провинциальных штатов, превращенного в штаб-квартиру квестуры, т. е. территориального управления полиции, пытается разрисовать-расчертить небесную синь остро заточенный карандаш колокольни собора Святых Иларио и Тациано:

Мы собирались зайти туда на обратном пути, перед отъездом из города, чтобы не делать лишние крюки на прогулке. И если бы я предвидела, что незадолго до нашего возвращения на площадь Кавур предательски порвется одна из моих босоножек, поставила бы собор первым пунктом в программе. Но не поставила, и в итоге в собор, увы, не зашла. Не доковыляла…

Миновав площадь Кавур, собираюсь свернуть направо, но останавливаюсь около памятника, установленного в месте слияния улиц Растелло и Габриэле д'Аннунцио. Читаю имя-фамилию, написанные на его постаменте, и грустно качаю головой. Какие все-таки ранимые души у философов, художников и поэтов, особенно, если они молоды!

Карло Михельштедтер, родившийся в этом городе, был и тем, и другим, и третьим. А еще проявлял способности к математике. Одаренный парень из состоятельной еврейской семьи, члены которой не только свободно говорили по-итальянски, а буквально дышали итальянской культурой и были страстными патриотами Италии. Завершил написание дипломной работы (за которую он впоследствии будет причислен к блестящим философским умам Европы начала прошлого века) и позабыл о дне рождения матери. Не со зла: заработался, уйдя с головой в свои тексты.

А мама, не смогшая понять его и простить, разразилась упреками в его адрес. И этого оказалось достаточно, чтобы произошла трагедия. После их «задушевной беседы» Карло уйдет к себе и застрелится. Смерть в двадцать три года, к которой подтолкнула (неважно как – прямо или косвенно) семейная ссора по глупейшему поводу.

По улочке, где до сих пор живы и держатся бодрячками дома, разменявшие пятую сотню лет, которую, чтобы не «отставать» от других городов Италии, в прошлом столетии переименовали в честь Габриэле Д'Аннунцио, взлетаем на вершину холма, к началу начал Гориции – к ее замку. К ее защитнику и верному рыцарю, оберегающему ее покой с XI века.

Около замка, за высоченными надежными стенами затаилось небольшое поселение – Борго Кастелло. Живет практически в полном уединении, и похоже, ни сном, ни духом не ведает, что есть внизу такой город – Гориция, и что оно входит в его состав:) И даже, возможно, не смотрит ни в какие календари, чтобы узнать, какие сегодня число, месяц и год:)

Дверью в этот тишайший и задрапированный зеленью мир служат ворота Леопольдина. Но появились они значительно позже, чем Борго Кастелло - только в XVII веке, когда в Горицию с визитом пожаловал император Леопольд I:

Нет, не зря Борго Кастелло капитально отгородилось от всех на свете:) Потому что такую жемчужину, которой оно обладает, нужно беречь как зеницу ока. И смотреть за ней в оба, иначе с мясом оторвут от фундамента и куда-нибудь унесут:)

По поводу помыслов «оторвать» и «забрать», я, конечно, шучу, но любовь, вложенную неизвестными средневековыми зодчими в эту маленькую часовню Святого Духа, ощущаешь даже спустя шесть столетий. А к любви добавлено волшебство, соединившее венецианскую готику с готикой европейского севера:

Увидев запертый вход в часовню, огорчилась безмерно, потому что ее алтарная картина «Успение» родом из мастерской Тинторетто. По одной версии ее писал сам «пламенно живописный» Якопо, а по другой – его сын Доменико.

Кроме часовни, Борго Кастелло оберегает историю…Возле нее плечом к плечу стоят два (но по содержанию – три) музея, поселившиеся в старинных домах, принадлежавших городской знати. Музей, посвященный Первой Мировой (о ней в этом городе знают не понаслышке: шестое сражение при реке Изонцо), музей истории моды и прикладного искусства. Жаль, что они теперь поголовно закрыты, но причина понятна и уважительна: активная подготовка к выполнению важной миссии, возложенной на синьору Горицию.

А через пару минут раздвинулись плюшевые зеленые шторы, и материализовался замок, закованный в латы из темно-серого камня. И озадачивший меня своими воротами, над которыми красовалось клеймо с изображением крылатого льва:

Интересно, когда же венецианцы успели его поставить? Желание наложить лапу на графство Гориция у Светлейшей действительно было, ещё какое, вот только попытки венецианцев захватить этот замок заканчивались провалом. И дальше, чем нижняя часть Гориции, они не продвинулись.

Но чтение «матчасти», посвященной замку, добавило еще один вопрос. Всё правильно – утверждали источники: венецианцы тут ни при чём. Крылатый лев – дело рук реставраторов 30-х годов, реанимировавших каменного гиганта после тяжелых ранений, полученных в Первую Мировую, а также часовню, в которой в то время хранили боеприпасы.

Поэтому при суммировании всего перечисленного получилось еще интереснее: лев соответствует началу XVI столетия, а внешний вид замка при реставрации «откатили» не к его состоянию на те времена, а к средним векам.

Не буду сравнивать замок Гориции с другими замками, но обитающие в нем привидения (точнее, легенды о них) бесспорно достойны включения в TOP-10 самых-самых:) Многие дамы в белых одеждах, традиционно гуляющие в ночной темноте по замкам Европы, не годятся даже в подметки призраку местной графини Екатерины.

Вообще, на прогулки по крепостным стенам Екатерина выходит нечасто, обычно один раз в семь лет:) Но если уж выйдет – так выйдет, и впечатлит до сердечного приступа. Выйдет – и притом не одна, а в компании с семью очень злобными немецкими догами, издающими душераздирающий вой и готовыми броситься на любого, как только хозяйка скомандует «фас». И не дай Бог кому-то спросить графиню о похищенном ею золоте: растерзают мгновенно!

А поздней осенью и в зимние месяцы на бастион пробирается ведьма по имени Серафина – предвестница различных несчастий, с которой категорически не рекомендуется встречаться взглядом, иначе тому человеку останется жить максимум месяц…

Замок, как и многое в городе, мы застали закрытым – опять же в связи с подготовкой к принятию титула культурной столицы. Обновление экспозиции – дело и так непростое, а переговоры с подобными персонажами, чтобы они не пугали людей и не причиняли им зла – непростое в квадрате:)))

Вместо закрытых музеев и замка на холме ежедневно работала картинная галерея с пейзажами. Галерея панорам под открытым небом, в которой представлены чудесные виды двух стран.

С одной стороны холма просматривается только Италия, то есть кусочек центра Гориции с колокольней собора:

Левее, с другой стороны холма, к видам Италии уже добавляются пейзажи Словении:

Той же дорогой отправляемся вниз – туда, где хотя бы частично сохранен антураж, где еще слышится ритм и ощущается настроение прежней Гориции, Гориции австрийских имперских времен. Спускаемся и шагаем направо – по старой торгово-ремесленной улице Via Rastello:

На фасадах ее домов, повидавших и переживших многое, сохранились вывески магазинов и мастерских, давно и навсегда отчаливших из истории города. А две параллельные линии белого цвета, рассекающие черную плитку на мостовой – напоминание о когда-то ходившем трамвае.

Бег Via Rastello прерывается на главной площади города – Piazza della Vittoria (в переводе, площадь Победы). И мы начинаем разглядывать всё, что выросло на этом бывшем лугу, или, по-словенски, «травнике». Архитектурные цветочки, как я заметила, главным образом были добротных австрийских сортов:), хотя и не такие выхоленные как в Вене. А внешнего сходства с Ниццей здесь никогда и не было. И почему-то на каждом шагу я мысленно перекрашивала увиденные городские картинки и сценки в сепию…

После того как Горицию в Первую мировую забрала себе Италия, гармонию этого цветника с его мягкой палитрой фасадов нарушило здание института социального обеспечения, построенное в 50-х годах прошлого века:

С холма нам, как старым знакомым, махал рукой замок Гориции – заходите ещё, буду рад:

Утренний кофе пьем в компании с Нептуном, т. е. в кафе «Vittoria»…Фонтан «Нептун», как и замок – городской любимец. Стоит и с укоризной взирает на свиту из нереид, тритона и путти, буйство которой начало выходить за всякие рамки. В Гориции повелитель морей и рек поселился по воле австрийской императрицы Марии-Терезии, поручившей его спроектировать своему придворному архитектору. А воплощал этот замысел скульптор из Падуи.

Помимо морского начальства, на площади заседает и сухопутное – префектура, занимающая дворец, в котором при Габсбургах работал и жил назначаемый ими капитан провинции:

Площадь тоже готовилась к радостному событию в жизни синьоры Гориции. Окончания своей реконструкции с большим нетерпением ожидал бывший дом семьи Патернолли, где часто встречался с друзьями и писал свои философские труды Карло Михельштедтер. Отремонтированное и реконструированное здание омолодят во всех смыслах - превратят в общежитие и досуговый центр для студентов, а верхний этаж отдадут музею, посвященному Михельштедтеру:

Знаю, что на площади спрятан небольшой клад в стиле барокко, и знаю, где именно следует его искать:) Поэтому перехожу на противоположную сторону – к церкви, увенчанной двумя зелеными куполами-луковицами. Церковь - еще один размашистый австрийский автограф, оставленный на этой земле:

Строили церковь мучительно долго: с момента закладки ее фундамента, начатой в середине XVII столетия, до окончания всех работ успело пройти семьдесят лет и три года. А так как строительство церкви заказали иезуиты, с ее освящением они поступили очень просто. Даже прямолинейно. Дали ей имя в честь основателя своего ордена – Святого Игнатия. Ну да, Игнатия Лойолы.

Заходим, а там…концерт:) Над нашими головами. На водяном органе играла святая Чечилия. Вместе с ангелом-скрипачом и ангелом-гитаристом. Как жаль, что живопись не способна передавать звуки, но если концерт проходил в раю, то и музыка, и ее исполнение наверняка были божественными:

Очарованная таким художественно-музыкальным вступлением, иду по центральному нефу, в котором и в самом деле вовсю хозяйничало барокко. С присущими ему торжественностью и золотом, но избежавшее тяжеловесной пышности. Барокко в осенней цветовой гамме – с разнообразием вариаций желтого, коричневого, красного и оранжевого:

В почетном карауле у скинии застыли статуи тех святых, которые в своей земной жизни были иезуитами: испанец Франциск Ксаверий, итальянец Луиджи Гонзаго, поляк Станислав Костка и третий генерал ордена - испанец Франсиско де Борха. А позади них возносился в небо во всей своей славе изображенный на фреске Игнатий Лойола:

Из осеннего иезуитского барокко возвращаемся в лето – на улицы города, чтобы плыть вместе с синьорой Горицией по волнам ее памяти и…вот так явление! Я даже быстро закрыла и снова открыла глаза, чтобы удостовериться, не почудилось ли. Нет! На балконе одного из домов и вправду стоял мраморный Бахус собственной персоной:)

Судя по взгляду Бахуса, он еще не успел оклематься после безудержных возлияний, сопровождавших бурный минувший вечер. Поэтому то субботнее утро вряд ли было для него добрым:)

Заключив, что с Бахусом каши не сваришь (расспрашивать его, когда и зачем он появился на этом балконе – в такой ситуации совершенно пустое занятие), решили двигаться дальше. Но не прошли и десятка метров, как наше внимание приковала элегантная розовая часовня, аккуратненько вписанная в эту плотно спрессованную уличную застройку:

Дежурившая над ее входными дверями пара ангелочков-путти дружно покачала головами: нет-нет, синьоры, исключено, вам сюда просто так не попасть. Церковь у нас не обычная, приходская, а принадлежащая архиепископской резиденции. Вот она, слева, в бывшем дворце почтеннейшего семейства Кобенцль.

Первыми, кто пробудился в момент нашего появления на площади Эдмондо де Амичиса, были античные божества, облюбовавшие балюстрады палаццо Аттемс-Петценштайн, превращенного в художественную галерею:

Собрание галереи – как слепок, снятый с самой Гориции: в ее залах также звучат монологи и диалоги культур, встретившихся в этом краю. Знаковая фигура венского Сецессиона Йозеф Мария Аухенталлер, променявший столицу на горицианское Градо. Замечательный портретист Йозеф Томинц, творивший в Австрии, Словении и Италии. Яркие представители местной словенской общины: график и живописец Зоран Мушич – странник, прошедший через такой земной филиал ада как Дахау, и абстракционист Лойзе Шпакапан. Италико Брасс, Джино де Финетти и другие итальянские таланты, жившие на горицианской земле. И, разумеется, соседи-венецианцы: Марко Риччи, Павоне, Чиньяроли, Антонио Ротта…Однако при всей кутерьме вокруг статуса культурной столицы, нынешняя стоимость входного билета в музей не улетела в космос и составляет 6 EUR.

Выбираю из списка в своем блокноте очередной адрес и, предполагая, что в этом случае дорога будет короче, берем курс на улицу Асколи. На дальнем ее конце, с правой стороны, за обыкновенными жилыми четырёхэтажками, построенными во второй половине бурного двадцатого века, маячило старое-престарое здание с изнуренным фасадом песочного цвета. Здание явно не этого архитектурного рода-племени.

Ускорила шаг, приблизилась, над входом увидела каменные скрижали, а под ними розетку в форме характерной звезды…Это была осиротевшая синагога, казавшаяся каким-то фантомом. Одна из пустот, зияющих в пестром и сложном этническом ландшафте Гориции:

Сначала после перехода города в итальянское подданство его массово покинули немецкоязычные жители. Затем, во время Второй мировой, в ноябре сорок третьего было выслано и впоследствии уничтожено практически всё еврейское население…К слову, такая же участь постигла и родственников молодого философа Михельштедтера. В живых из них, если не ошибаюсь, осталась только его сестра.

Квартал, в который мы забрели из-за простого желания срезать углы, был частью местного гетто, возникшего в городе в конце XVII столетия. А в XVIII веке вместо маленькой и отслужившей своё молельни возвели ту самую двухэтажную синагогу. Увы, возродить в ней духовную жизнь после страшных лет Холокоста не получилось. Поскольку вернувшихся в город было раз-два и обчелся, то возрождать ее было фактически некому.

Несмотря на безжизненный вид, пульс у здания все же прощупывается. В конце 90-х годов на первом этаже синагоги открыли музей с названием «Иерусалим на Изонцо». Музей-история, музей-реквием и музей-благодарность знаменитым ученым, художникам, писателям, журналистам и другим выдающимся выходцам из этой общины, которым признательна не только Гориция, но и Италия в целом. Второй же этаж с восстановленным молитвенным залом, где сохранилась вся священная атрибутика, почти семьдесят лет тих и пуст. Лишь время от времени в нем слышны голоса пришедших в музей. И также чрезвычайно редко, в особых случаях проводятся только обрядовые церемонии.

Но есть, тем не менее, и хорошие новости: в ходе приготовлений Гориции к той самой знаменательной дате здание обещали отремонтировать.

Два бдительных змея, разлегшихся на кованых старинных ажурных воротах, охраняли маленький сад, примыкающий к синагоге. Когда я узнала о происхождении этого садика, душу стиснула боль. Его посвятили самому маленькому из депортированных горицианцев – мальчику, увезенному в трехмесячном возрасте в Аушвиц и погибшему там через три месяца.

Снова смотрю на карту и сверяюсь с табличками на домах…Высокая стена, сложенная из серого камня, заслоняет два здания желтого цвета, соединенные колоннадой. Отлично, вот туда нам и надо. В палаццо Коронини-Кронберг, где провел последние дни своей жизни французский король Карл X Бурбон:

С таким энтузиазмом и темпераментом, как в этом палаццо, нас не встречали ни в одном музее Италии. Едва мы успели войти в вестибюль, к нам с громкими радостными криками: «Добро пожаловать!» выбежали сразу пять девушек. Перебивая друг друга, и треща, как сороки, они засыпали нас вопросами, откуда мы приехали, бывали ли раньше в Италии и что успели увидеть в Гориции. И обещали провести экскурсию по палаццо в лучшем виде.

Однако когда я перевела разговор в плоскость покупки билетов (как тогда, так и сейчас – 8 EUR) и содержания экспозиции, то выяснилось, что интересующие меня разделы закрыты: часть залов готовили к какому-то важному мероприятию. Извинившись перед девушками и попрощавшись с ними, мы с огорчением двинулись к выходу. Поэтому в нашем архиве, как память об этом дворце, осталось только такое фото:

Однако маршрут «по следам Бурбонов», хотя и не являвшийся для меня самоцелью, был все-таки пройден – от начала и до конца. До города Нова-Горица. До заросшего каштановыми деревьями холма Костаньевица, где до сих пор жив и здравствует монастырь, в склепе которого покоится Карл X с сыном, невестками, внуками и верным ему министром. А в память об этой династии разбили розарий, в котором благоухают бурбонские розы.

Конечно же, я приехала в эту обитель не ради того, чтобы постоять у гробницы французского короля-беженца. Мне был интересен сам монастырь, основанный в XVII веке на землях, принадлежавших графу Матиасу Турну, и прежде всего монастырская церковь Благовещения Девы Марии.

Хотя монастырь повсеместно упоминается как францисканский, его первыми насельниками были кармелиты. И процветал он у них до тех пор, пока император Йозеф II своим знаменитым указом не ликвидировал на землях империи Габсбургов монашеские общины и ордена, не опекавшие больных, сирот и убогих, не учившие малолетних детей чтению и письму, а просто проводившие время в молитвах и занимавшиеся собственными хозяйствами. И только в начале XIX столетия сюда пришли францисканцы. И не с пустыми руками, а с ценнейшей библиотекой – от инкунабул и первой грамматики словенского языка, изданной в конце XVI века, до книг их времен.

Увы, визиты в библиотеку (плата 3 EUR) – только для туристических групп. Столько же стоит и посещение склепа, где похоронены члены французской монаршей династии.

Несмотря на то, что монастырскую церковь внутри обставили строительными лесами и забинтовали белыми полотнищами, мы все же смогли оценить ее красоту. Нам повезло, что оставался открытым главный алтарь, из центра которого, окруженная золотыми лучами, смотрела Костаньевицкая Мадонна – прекрасная фреска, написанная художником из города Удине Леонардом Риго:

Наверху, в окружении участников дивной лепной феерии, происходила коронация Девы Марии:

Ново-Горица – это уже Словения. Город, застроенный в духе социалистического модернизма и брутализма и потому почти неотличимый от многих городов бывшего Союза и стран восточной Европы. Но, по моим впечатлениям, довольно хорошо обустроенный для обычной, повседневной жизни. Озелененный, с современными жилыми кварталами, со стильными общественными пространствами, велодорожками, с разнообразием магазинов. С новым университетским комплексом. Кроме монастыря Костаньевица, он унаследовал от рухнувшей австрийской империи вокзальное здание на Трансальпийской железной дороге, площадь перед которым в сорок седьмом году стала одним из символов разделения Востока и Запада.

Однако, вместо площади Трансальпина с лежащим на ней круглым памятным знаком, фото которой опубликованы в любом туристическом опусе о Гориции, я покажу кадры, сделанные нами из монастыря Костаньевица. Так будет понятнее, как близкое в одночасье стало далёким.

Вообще, виды с того холма – роскошный подарок фотографам. Отсюда можно легко поймать в объектив и замок Гориции, и главную площадь с иезуитской церковью Святого Игнатия, и холмы с лесами и виноградниками, но вернусь к начатому разговору.

Там, где в кадре по рельсам катится поезд, то есть вдоль линии железной дороги, проходил один из участков стены, разделившей Горицию и «опередившей» по времени строительства Берлинскую стену. Такова была плата Италии за поддержку чудовищных и безумных идей двух деятелей: одного – иностранного и другого – своего собственного.

Платить пришлось жизнями, нищетой, голодом и потерями территорий. И в основном расплачивались обычные люди. Выбор, с какой стороны стены окажутся их дома или кормившие их земельные участки – по-прежнему в Италии или в чужой стране с другим строем и курсом – был далеко не у всех. Разлученные семьи, родственники, друзья, влюбленные пары, не говоря уже о кладбищах с могилами близких, посмертно «переехавших» за границу.

Горицию резали не только в географическом, а также в идеологическом смысле. Ее разделили на два абсолютно разных, противостоящих друг другу и изолированных друг от друга мира.

Но если об истории Берлинской стены были написаны тысячи слов и отсняты тысячи километров пленки, о стене, сооруженной между Горицей и Нова-Горицей, за пределами этих двух стран известно немногим. И когда я взялась за поиски публикаций, проливающих свет на эти события (а искать их, естественно, пришлось первым делом у итальянцев), оказалось, что у историков, журналистов и очевидцев несколько различаются и описания внешнего вида стены, и условий пересечения границы.

Ранних архивных фото, где показана эта стена, в широком доступе, как ни странно, не так уж и много. И если свести воедино изображения со свидетельствами людей, она представляла собой соединенные друг с другом сетчатые заборы, поставленные на бетонные основания и покрытые колючей проволокой. Также использовались деревянные заграждения, состоящие из перекрещенных и заостренных кольев - известные как фризские кобылы или рогатки. А между преградами «разбросали» несколько контрольно-пропускных пунктов.

По сравнению с приснопамятной Берлинской стеной граница в Гориции казалась мне чем-то хлипким. Но я не знала об одном нюансе. Круглосуточно охранявшие стену югославские пограничники могли открыть огонь не только по каждому, кто попытается через нее прорваться, но и по всем желающим просто постоять у забора в надежде хотя бы издалека увидеть кого-нибудь из своих.

О переплете, в который тогда попала Гориция, напоминали плакаты в витринах на via Rastello:

Как же можно было легально попасть на «ту сторону»? Чувствую, что сейчас знатоки Югославии будут дружно смеяться, напоминая мне о достоинствах югославского паспорта – волшебного ключика, открывавшего многие западные двери. Нет, по отношению к Гориции это так не работало. До наступления паспортной вольницы придется ждать три с лишним десятка лет. И до середины 50-х годов граница была практически на замке. Ее открыли один-единственный раз и ровно на один день. Народ его будет помнить как «Воскресенье метёлок».

Донельзя удивившись такому названию, я сначала предположила, что это какой-то сленг или же оно связано с каким-то местным обычаем. Но нет, его следовало воспринимать буквально. И это название как раз очень точно отражало действительность. Почему? Да потому что толпа людей, хлынувшая в Горицию, не только истосковалась по родным и друзьям. Люди также устали от дефицита элементарных вещей в новом городе, еще не успевшем выйти из состояния сплошной стройплощадки. И они ринулись в магазины и лавки, скупая буквально всё, что лежало на полках или прилавках. И я поразилась, узнав о том, что одним из самых вожделенных предметов для них была…простейшая метёлка из сорго! Метёлка, прикрепленная к длинной палке, которая и стала символом этого дня.

Возможно, среди магазинов, которые брали приступом все, кого сделали иностранцами поневоле, был и этот (он тоже увешан памятными плакатами):

Немного позднее, в начале шестидесятых, когда в отношениях Югославии и Италии появились первые признаки потепления, когда они начали выстраивать диалог и налаживать приграничные торговые связи, в речи жителей Гориции и Нова-Горицы активно зазвучали словенское слово «prepustnica» и итальянское слово «lasciapassare». Оба слова означали одно и то же: пропуск. По пропуску, оформляемому только для живущих на этих территориях, разрешалось не более четырех раз в месяц выезжать за горицианскую стену, не отдаляясь на расстояние свыше десяти километров.

Стена, рассекшая Горицию на две части, на целых пятнадцать лет переживет Берлинскую стену. Она простоит и после распада СФРЮ, и после образования нового европейского государства – Словения, которому будет принадлежать Нова-Горица. Стену ликвидируют только после того, как Словения станет членом ЕС, а после вступления Словении в Шенген упразднят и пограничный контроль между обоими городами.

Каждый раз, когда мы ездили из Италии в Словению и обратно по этой трассе, смена страны ощущалась разве что при чтении надписей на указателях. Помню, как только-только приехав в Нова-Горицу, я учудила в кондитерском отделе торгового центра:) Забыв, что мы вообще-то уже в Словении, на автопилоте обратилась к продавщице по-итальянски, и спохватилась только на последних произнесенных словах. Но продавщица, не удивившись и без запинки ответив на этом же языке, взвесила и вручила мне всё, что я попросила. А в центре Гориции - как в кафе, так и на площадке у замка - слышала словенскую речь.

Две части разделенного города снова вместе, хотя они формально относятся к разным странам. Активно сотрудничают, преодолевая прежние разногласия, возникшие в один из мрачнейших периодов европейской истории. Участвуют в совместных проектах, поднимающих их экономику и культуру, образование и туризм. И ежедневно ездят друг к другу: на работу и на учебу, за покупками и просто приятно провести время. А титул культурной столицы Европы они получили один на двоих.

Замечательно, когда государственные границы стираются. Но не пушками, а совместной посадкой деревьев для общего парка там, где раньше были заборы. Так, как это сделали две Гориции: молодая и старая.