Когда речь заходит о "Мастере и Маргарите", где бы то ни было, всегда разговор получается исключительно интересным. И мне всегда было интересно читать комментарии к роману, особенно людей компетентных. Книга Кураева - замечательный образец анализа книги с позиций православного человека.
Вероятно, каждый из нас читал роман, и не один раз. И перед каждым читателем, который пытается осмыслить его в целом, он встает как некая загадка. С одной стороны, восхитительная вещь, замечательная, испытываешь подъем чувств, некую наполненность после прочтения. С другой стороны, Воланд и его свита, бал этот и прочие многие вещи - реально вещи пакостные, нехорошие. Как относиться к такому парадоксальному сочетанию? О чем же все-таки эта книга?
Кстати, это особенно остро стало мной восприниматься после экранизации романа (сериал Бортко). Магия булгаковского слова как бы слетела, и я, честно говоря, морщилась от всех этих сцен, хотя снято было очень бережно, не вульгарно.
Кураев справедливо указывает на эту особенность романа. Великолепен его анализ линии разрушенного Храма Христа Спасителя и связанного с этим духовного состояния москвичей, приезда и козней бесов, вообще социокультурного контекста. Я согласна и с характеристикой Мастера и еще со многим, а некоторые вещи прочитала впервые. Но есть и моменты, которые вызывают сомнения.
Кураев пишет, что в романе нет положительных персонажей. То есть он не определяет Иешуа как положительного героя. Причина - то, что историю Иешуа фактически написал сам Воланд, пусть и рукой Мастера. Я подумала над этим, прочитала еще раз пилатовы главы. Не согласна. Однозначно положительный герой. И почему не трактуют как чудо излечение Пилата от гемикрании? На мой взгляд, это чудо. В чем там мастерство врача, к примеру, или психовоздействие, как часто пишут? Вот была страшная головная боль, и вот ее нет - просто по слову Иешуа. Мне кажется, что Кураев слишком ортодоксально смотрит на булгаковского Христа. Дело в том, что, как бы не пыжился и чего бы ни хотел добиться от Мастера Воланд, творится-то все на земле волей Божией, а не Воланда, поэтому получилась у Мастера вещь не вполне такая, какая, вероятно, была нужна Воланду. У меня такое ощущение, и подвести под него доказательную базу можно (тут не место для этого).
Еще одно тонкое место - о том, что покой, который получает в награду Мастер - это нечто вроде "кота в мешке", нечто совсем ему не нужное, даже противное его природным склонностям (если принять за аксиому, что Мастер - это Фауст наших дней). Действительно, от сцены прощания исходит какая-то грусть, остается чувство некоей неудовлетворенности. Но отчего? У меня - оттого, что покой - это все-таки не свет. Это чувство сожаления об утраченном свете. Прочитала одну мысль у А. Мирера - причина, по которой Мастер не заслужил свет - это то, что он сжег свой роман (и этим изменил себе). Думаю, тут истина.
Итак, анализ А. Кураева глубок, интересен, но, на мой взгляд, излишне ортодоксален. Автор, очевидно, не может выйти за рамки православной догматики, что применительно к художественному произведению - не вполне верная позиция. А что, если посмотреть на Воланда не как на зло, пытающееся преподнести читателю свой взгляд на евангельский сюжет, распространить свою волю на окружающих людей, а как на исполнителя Божьей воли в земном мире, некоего управляющего земным миром? Согласитесь, что такому миру, каковым является булгаковская Москва только такой управляющий и подходит.