Здравствуйте, друзья.

—— ВСТУПЛЕНИЕ ——

Вот ещё один рубеж из моего марафона по паустовской «Повести жизни». Четвёртая повесть из семи запланированных (о которых упоминалось самим писателем), но из шести им написанных. Как и первые три повести, «Время больших ожиданий» написана мини-рассказами. Как и в первых трёх повестях, здесь писатель чередует описания своих треключений на фоне обостренного восприятия окружающего мира. Всё, как и прежде. Но, подобравшись именно к четвёртой повести, я впервые (из сторонних источников) услышал о паустовской фантасмагории — касательно отдельных моментов его знаменитой гексалогии.

Предупрежу заранее: все, что вы прочтёте в моём отзыве на эту тему, не является ничем иным, как следами попытки узнать больше о полюбившемся мне писателе. Любые догадки и предположения, — даже если им и суждено быть верными, — не имеют цели «подкопать» под Паустовского, обличая его в искажении реальности. Нет. Это просто ещё одна маленькая попытка приоткрыть завесу над тайной большого человека, имеющего великую потребность (об этом чуть позже) вкупе со всепоглощающей жаждой писательства. Что это — дар или проклятие? У каждого своё мнение. Знаю лишь одно: носить в себе такой груз всю жизнь — удел не для слабых. А это многое меняет...

—— О ПОВЕСТИ ——

Итак, «Время больших ожиданий». Паустовский и Одесса. Паустовский и город, где его впоследствии увешивали лаврами похлеще, чем родных одесских писателей. Посудите сами. В Одессе есть музей Паустовского. Его именем там названы теплоход, улица и библиотека. Существует также общество «Мир Паустовского». А ещё в Одессе учреждена муниципальная литературная премия имени Паустовского. Её вручают наиболее талантливым одесским писателям. Но об этом будет потом. Это будет в Одессе мирной и развивающейся.

В своей повести Паустовский описывает совсем другой город. Блокадный. Город тысяч «кастаньет». Почему именно так? А как же иначе, когда вместо кожаной и резиновой обуви все ходили в деревянной?!

~~ Паустовский, Одесса и массовое плутовство ~~

1921 год. Город разнокалиберных махинаторов. Ещё никто не знает Остапа Бендера. Но мы уже можем проследить за его создателем Ильфом Петровым — обычным одесским электриком. Аура упомянутого плутовства, казалось, охватывает весь город, а древний закон барахолки «Если хочешь что кушать, то сумей загнать на Толчке рукава от жилетки» охватывает даже литераторов и журналистов.

Одним из характерных примеров является устройство на работу шатающихся от голода писателей, включая и К. Г. П., в Опродкомгуб. Данная авантюра действительно похожа на киношный сценарий. Читая о ней, я невольно сомневался в её стопроцентной достоверности, хотя писатель в конце этой истории и пытался доказать обратное. Данное чувство некой «сказочности» сюжета посещала меня и при чтении ранних повестей гексалогии.
Я, конечно, допускал некую долю привираний. Тем более, расположенность к этому получил от самого писателя в предисловии к первой повести. Но об этом чуть позже.

~~ Паустовский, Одесса и сотни тысяч рублей ~~

Интересно будет почитать и об обесценивании денег в то время. Если вкратце, то упомяну, что зарплаты были мизерные — всего несколько сот тысяч рублей. И хватало её на несколько ложек каши в столовой — и то не каждый день. Деньги выдавались листами и сотрудники сами вырезали банкноты с листов. Причём краска с денег окрашивала и руки, и столы, и стены (именно так) — в-общем, всё, с чем они соприкасались. Дабы боле не спойлерить по этой теме добавлю, что будьте готовы встретить на страницах повести несколько историй, связанных с деньгами. И поверьте, они не оставят вас равнодушными. Контраст процесса работы, — начиная с её поиска и заканчивая зарплатой, — с отдачей от неё Паустовский описывает настолько ярко, что поневоле благодаришь судьбу за рождение и существование в другое время. А потенциальное сетование на судьбу сжимается в комок под спудом полученной из книги информации. Разве этого мало? Идём дальше.

~~ Паустовский, Одесса, экспроприация и многое другое ~~

Здесь трудно без спойлеров. Поэтому ограничусь небольшой ремарочкой. Когда человек стоит под угрозой лишения всего наживного, он готов на многое, чтобы это не произошло. История, которую рассказал здесь нам Константин Георгиевич, одновременно душетрепещуща и потешна. На что только люди не оказываются горазды, лишь бы остаться при своих! Прочитал эти моменты в книге с большим интересом.

Также с интересом, с разными, — иногда с диаметрально противоположными, — эмоциями вы можете узнать:

— о гробах напрокат,
— о воровстве писателя,
— о кодексе чести писателей,
— о массовом кровоточении суставов,
— о Паустовском-барахольщике,
— о казино(!) в Одессе 1921 года,
— о смерти Блока,
— о том, почему Чехов боялся одесских репортёров,
... и о многом другом.

~~ Паустовский, Одесса и всё, что связано с писательством ~~

В этой повести мы снова встретимся с людьми, так или иначе связанными с литературным поприщем. Имена будут маститые и незнакомые. Каждому из них Константин Георгиевич уделит достаточно внимания, чтобы читателю было интересно. Я так думаю, что, если бы истории были неинтересны, они бы в книгу не попали.

Одним из таких имён будет Исаак Бабель. Хотел бы остановиться на нём более подробней.

Во-первых.
Именно благодаря Паустовскому Бабель впоследствии и стал знаменит в Одессе. Стал знаменит во время издания этой повести в самой Одессе в 1961 году (аж в 1961!) рекордным по тем временам стотысячным тиражом. Казус был в том, что ещё не ознакомившись с творчеством Бабеля, одесситы заочно чуть ли не канонизировали одесского писателя, а его имя большинство произносило с придыханием. Ещё бы! Он — коренной одессит! Писал о любимой Одессе!! И мало того: он писал об одесских бандитах!!! И не просто писал о бандитах, а писал о бандитах-евреях. А эта тема, уж извините, для советов была дважды табуированной.

Во-вторых.
Здесь бы хотелось обратиться к будущим писателям. А особенно обратить их внимание на главу повести под названием «Каторжный труд». Именно в ней Паустовский описывает многие тонкости писательского мастерства, взятых якобы из уст того же Бабеля. Почему «якобы»? Об этом чуть позже. Но рассказ о том, как точатся фразы для будущего рассказа, можно сравнить с процессом огранки алмаза. Несомненно, каждый, кто желает связать свою жизнь с писательством, почерпнёт из этой главы несколько важных азов.

~~~ Паустовская фантасмагория? ~~~

Часть первая.

Рассказывая, почему я остановился на Бабеле в третьих, моя рецензия коснётся довольно щепетильной темы о «паустовской фантасмагории». Существовала ли она? Могу предположить, что в какой-то мере да. В какой именно мере, точно сказал бы только сам Константин Георгиевич. Нам же остаётся лишь догадываться. А это всегда было сомнительным действом. Но всё же. Отнесёмся к этому процессу, как к разгадыванию некого шифра, оставленного писателем на холсте, написанном словами и затем распечатанным многомиллионными тиражами (а впоследствии оставшимся в «Паутине» и электронными книгами).

Итак, в третьих.
Паустовский пишет о Бабеле с восхищением — так, как может писать ученик о своём обожаемом учителе. Бабель — знаменитость, им также восхищался сам Горький, в его багаже уже есть яркие произведения. Но в итоге получилось так, что к фактам вокруг Бабеля в книге Паустовского историки и стали придираться. Они называли это «Одесским мифом». Под сомнительность попадало сразу несколько фактов: от времени пребывания Бабеля в Одессе до его так называемой уже сформированной маститости на то время. К тому же, описываемые К. Г. подробности отношений между наводчиком Циресом, её женой тётей Хавой, налётчиками, фраером Бабелем и другими элементами криминальной Молдаванки вызывают по меньшей мере удивление, а затем чуть ли не восхищение наличием «короткой ноги» с источником этих данных. В-общем, как-то так.

Часть вторая.

Помимо Бабеля на эту тему можно поговорить и ещё. Взять хотя бы папиросы — «подарок царю Александру от турецкого султана Абдул Гамида«. Спустя сорок лет папиросы удивительно сохраняют свой аромат и крепость. Чудо, да и только!

Также история устройства в Опродкомгуб! Снова повторюсь, но она действительно удивительна. Как прочитаете, сами в том убедитесь.

Или взять концовку повести. По пути на Кавказ Паустовский останавливается в Севастополе. И ночью, не отдавая себе отчета, продвигается наощупь по ночному темному городу, полному вооружённых бандитов на каждом углу. Но он остаётся жив, хотя в него стреляли несколько раз, а шестое чувство заставляло его замирать, указывая на притаившегося впереди очередного бандита. Когда я прочитал о цели — тайной, неведомой до последнего момента даже самому писателю во время этого ночного путешествия, — я улыбнулся. И я в который раз понял, что Константин Георгиевич — великий романтик. Просто неисправимый. И за этого ему низкий поклон.

~~~~ Паустовский, его великая потребность и всепоглощающая жажда писательства ~~~~

Итак, вот я подобрался и к предзаключительной части своего отзыва. Что же это за великая потребность Паустовского? Не знаете? А всё дело в его любви к природе — безудержной, мощной, способной угнетать его без длительного уединения с ней и наделять силой при соприкосновении. Возможно, кто-то даже осмелится это назвать гипертрофированной потребностью в наслаждении природой — порою в самых его мелких проявлениях. Может, даже гротескной потребностью. К примеру: Паустовский мог часами рассматривать засыхающий осенний листок, или потратить весь день на «прослушку» шума ветра или морских волн, бьющихся о берег — и это посреди разрухи и нищеты, голода и бандитизма. При этом он чувствовал себя самым счастливым человеком. Кто бы что не говорил об этом, сам писатель своей потребности не только стеснялся, а иногда и горько сожалел о ней. Он считал этот свой дар пустой растратой своего таланта, и того времени, что было ему отпущено. С каждой книгой «Повести о жизни» такое противостояние потребностей и каких-то внутренних моральных принципов прослеживается по нарастающей.

«Никогда я еще не испытывал такого удовольствия от соприкосновения с мельчайшими частицами внешнего мира, как в то лето», — писал здесь Константин Георгиевич. Он говорил о том, как мелкие внешние факторы остаются в его внутреннем мире, покрываясь «каплями выдумки, как растение покрывается мельчайшей росой».

Капли выдумки... Точно подмечено. Как отмечал К. Г., «Я невольно подцвечивал и подсвечивал жизнь. Мне это нравилось. Она от этого наполнялась в моих глазах добавочной прелестью». С этим свойством в себе писатель был не в силах бороться. И признавал, что оно помогло стать основой в его писательской работе. Возможно поэтому писательство и стало для него чем-то неотъемлемым, каким-то внутренним его состоянием? От этого ему наверняка и казалось, будто живет он внутри какого-то рассказа.

~~~~~~ Дар или проклятие? И как быть с «паустовской фантасмагорией? ~~~~~~

Кто смотрел документальный фильм «Последняя глава» (рецензия вот), тот наверняка обратил внимание на высказывание писателя Даниила Гранина об одном случае с Паустовским — когда завидев вдалеке теплоход, тот стал рассказывать о нем разные истории. Но в итоге это оказался танкер, а не теплоход. «То была стихия сочинительства К. Г.», — говорил с теплотой Гранин, намекая тем самым на естественную для Паустовского манеру... существования, что ли. И стоит ли тогда придираться к автору «Времени больших ожиданий»?!

В предисловии к своей гексалогии Паустовский указывал на своё желание написать цикл повестей-мемуаров — но не о том, что случилось, а о том, что могло бы(!) случиться. Так быть может, часть этого замысла реализовалась и в «Повести о жизни»? Возможно, и так. Я лично не против. Так все-таки. Что это — дар или проклятие? Но у каждого своё мнение. Я лишь знаю одно: носить в себе такой груз всю жизнь — удел не для слабых. А это многое меняет... И прощает — несомненно, но это так.

—— И В ЗАКЛЮЧЕНИИ ——

И напоследок следующая партия шпаргалок. О назначении их можете узнать из предыдущих рецензий на первые повести гексалогии.
1. «Далекие годы».
2. «Беспокойная юность».
3. «Начало неведомого века».

Всем спасибо. Всем хороших книг!