Писать об этой Книге, тем более оставлять где-нибудь свой ОТЗЫВ - неприлично.
Поэтому, я сделаю это - немедленно.
Разумеется.
Потому что, после того, как ты - опять, в тысячный раз - начитаешься "Швейка", и - утром, ночью, в метро, за обедом - неожиданно для окружающих - вновь начнешь помирать от хохота - вряд ли получится вести себя комильфо.
Обязательно потянет надеть котелок, взять в зубы трубку, отправиться в трактир "У чаши", и начать торговать жуткими ублюдками вместо породистых псов. А потом предстать перед кучей комиссий с диагнозом "идиотизм".

У нас классе в девятом была сущая эпидемия - мало того, что мы наизусть знали книгу и вытворяли черт-те что - обожали выдавать нашим девицам и - изредка - учителям - наиболее гнусные цитаты вроде "... для вящей приманки господ офицеров...", но еще и креативили - рисовали вариации на тему классических иллюстраций Йозефа Лады (без которых, думаю, "Швейк" уже трудно представить).

На каждой странице - ПРИТЧА. Библейского уровня. Или - раблезианского. Не важно. Швейковские эпические байки - мы старались пересказывать без купюр, там каждое слово и мини-интонация - это перл...

Вопрос - Швейк - это сам Гашек? Вряд ли.

Гашек смог слепить абсолютно мясной, живой, и одновременно ангельски-бестелесный образ свидетеля и участника ВСЕГО, что наступило после "семи пулек, как в Сараеве". Швейк с абсолютным спокойствием пьет хинин в госпитале для симулянтов, лупит пьяного фельдкурата Каца, хором - с вольноопределяющимся Мареком - поет грозные боевые песни, и - он ВЕЗДЕ. В каждом углу этой многолюдной сцены - дикой и неправдоподобной по своей дури, абсурду, нелепости.

Гашека - после его возвращения в Чехословакию - остро ненавидели многие - не только за его большевистское прошлое, но и за по-прежнему острый глаз, натуру пожизненного хулигана. Возможно - если бы он прожил чуть дольше - состоялся бы "Швейк после войны" - уверен, он был бы наполнен доверху красотами из жизни постимперской Праги. Гашек до последнего дня продолжал всех мистифицировать, сочинять громкие рекламные объявления о великой книге-эпопее, лучшей в чешской литературе, и т. п.

Он умер неожиданно для всех, в том числе для друзей. Эгон Киш, один из самых близких, узнав о его смерти, воскликнул:

"Ярда не впервой дурачит нас всех, водит за нос. Не верю! Сколько раз он уже умирал! Гашек не имеет права умирать!"

Итак - великая книга удивительного автора.