Как и любая другая стихия, вода умеет быть беспощадной. Непросто уцелеть в схватке с ураганом, землетрясением и вулканом, но эти опасности не отличаются таким коварством, как обманчиво-безмятежная лазурная гладь с мягкими приливами, ласкающими скалы. Вода способна сносить города, менять континенты, поглощать под жидкой толщей целые цивилизации. Не церемонится она и с отдельными судьбами, не оставляя шансов на повторное прикосновение с огромной высоты. Безрассудство навсегда изменило жизнь галисийского моряка Рамона Санпедро и превратило в испанскую знаменитость – первого паралитика с многолетним стажем, пожелавшего умереть досрочно. Нестандартная ситуация, которая и годы спустя не перестает изумлять сочетанием шока и милосердия, просилась на экран, но не каждый режиссёр верно бы расставил акценты, избавил фильм от жалостливости и дополнил его своим пониманием веры в нечто общечеловеческое.

Этой объединительной материей, превратившей картину «Море внутри» в трогательное и отчасти интимное кино-высказывание, стало право на надежду. А она коварная, как ни крути, штука: лиши её, и узник беспомощного тела – не более чем пустой сосуд, способный моргать, разговаривать и есть через трубочку. Но когда надежда живет неестественно долгие двадцать шесть лет со дня рокового прыжка, человек остаётся личностью – цельной, страстной, в хорошем смысле одержимой и при этом разумной. Одарённый постановщик Алехандро Аменабар преподнёс историю настоящего инвалида как манифест плавающей ценности жизни. Известный своими антиклерикальными взглядами режиссёр не признаёт за человеком иного хозяина, чем он сам. Христианская вера в понимании автора подобна якорю, только мешающего судну сознания плыть по одному ему ведомому маршруту. И если в своей предыдущей картине «Другие» Аменабар обошёлся парочкой богохульных тирад, то в «Море внутри» пошёл дальше и явил миру потешного священника, схожего с Рамоном Санпедро лишь наличием инвалидного кресла.

Время для самозабвенного хлестанья отдельных конфессий и религий в целом придёт для испано-чилийского кинематографиста чуть позже – в «Агоре» про древнеегипетскую даму-астролога, а байопик о паралитике – картина в сто раз более тёплая и деликатная. Аменабар сочетает позитивный фон общения Рамона с женщинами и эмоциональный шум от негодования его родни желанием принять яд. В этой дуалистичности сам парадокс человеческой природы. Не так уж редко по жизни обездоленные, лишённые многих благ и опрокинутые судьбой люди ощущают себя более счастливыми, чем те, у кого, по их же собственному утверждению «всё есть». Почему так происходит, и где проходит граница между желаемым и достигнутым? Рамон не уникальный в своём роде персонаж, и терзания подобного ему можно преподнести иначе.

В индийском фильме «Мольба» 2010 года покалеченный иллюзионист точно также желал смерти, и был не чужд простых радостей, вроде разглядывания округлых женских коленок. Однако он, в отличие от галисийца Санпедро не выглядел настолько уставшим от каждодневного ада, да и в чисто графическом исполнении две киноленты разнятся очень сильно. На самом деле Рамон закончил свой жизненный путь значительно раньше показанных событий. Всё переживаемое им в фильме, то, о чём он говорит гостям, друзьям и родственникам – пронизано обидой, что вода не приняла его, моряка с детства в свои объятия и по неведомым соображениям обрекла на муки. Не зря дайвер из «Голубой бездны» Люка Бессона объяснял врачу, что закончит нырять, только когда море само ему так велит.

К числу художественных удач Аменабара в этой картине относится и главная: он сумел избавиться от естественной в таких случаях косности. Положение Рамона, при котором он не мог покончить с собой самостоятельно, переводит фокус на его окружение, и большинство этих людей оказались способными воспринимать боль. Не чувствовать, а именно воспринимать. До предела воспалённые нервные окончания сходятся с естественными установками, вроде необходимости жить дальше несмотря ни на что, и наделяют фильм самой интересной формой щедрости. Нередко в военных фильмах можно услышать обещание «прикончить, чтоб не мучился», но кто сказал, что в уединённом домике на морском побережье нет своей войны? Она есть, и страшна подменой понятий. Когда Рамон своим чувством юмора и поэтическими талантами привносит что-то очень важное и светлое в мир близких. Им, по понятным причинам, сложно в этот момент представить себя неподвижными, но проблеск чужой фантазии прекрасен своей заразительностью, и чего нет снаружи (к счастью!), то можно ощутить внутри. К этому душевному свечению и отсылает Аменабар. Это особый, внутренний огонь, что сходятся с водой в гармоничном союзе и принимает любой выбор человека. В том числе и самый, казалось бы, возмутительный.

«Море внутри» бессмысленно сравнивать с другими работами Аменабара. Это в высшей степени самодостаточная вещь, в которой нет ни капли манипулятивности. Роковая небрежность красавца-моряка, превратившая его в полысевшего старика, не всплывает в памяти как контрдовод циничного прокурора, зато намерение человека спустя много лет исправить свою ошибку, вызывает уважение. Едва ли не каждый, кто побывал на море, мечтал бы туда вернуться. Желательно сильным. Аменабар почувствовал это стремление и воспринял. С добротой и строгостью, никак не связанными с возрастом. З2-летний на момент съёмок режиссёр словно прожил жизнь рядом с кроватью безнадёжного больного, научился видеть мир его глазами и придал мыслям единственно верный ход. Решительность Рамона Санпедро можно осуждать сколько угодно, но если с финальными титрами душа обретает умиротворение, то никакой дилеммы не было изначально, как не было цели и средств. Мечта, желание, стремление и воля – всё, за что можно уважать человека и после смерти. И за что можно помнить его, как и снятый о нём фильм.