«А без музыки на миру смерть не красна» – пел Виктор Цой, и к надрыву певца было сложно остаться безучастным. Но случается и так, что звучание прилипчивой мелодии становится невыносимым. Знакомое каждому явление «музыкальный червь» интересно жутковатой простотой: две-три ноты, простенький мотив, а въедается в мозг так, что потом будто щипцами доставать. Спустя время, как правило, отпускает, но одной шведской паре пришлось сперва помучиться в худших традициях ведовских процессов. И даже больше, поскольку средневековые инквизиторы не владели временной петлёй для изощренной пытки сознания. Это искусство оказалась на вооружении у скандинавского постановщика Йоханнеса Нюхольма в фильме с названием как из детского утренника.

Забавная песенка о петушке, что перестал кукарекать, стала предвестницей главного горя, которое способно обрушиться на мужа и жену – гибель собственного ребёнка. Тобиасу и Элин не хватило трёх лет, чтобы примириться с потерей восьмилетней дочери. Супруги отдалялись друг от друга, пока очередной виток ссоры не запер их в палатке посреди леса, где шастают трое садистов-циркачей, сошедших с изображения на музыкальной шкатулке, когда-то подаренной ребёнку. Демоническая троица устраивает омерзительный аттракцион под стать абсурдной первопричине столкновения: женщине захотелось по малой нужде, а вместо облегчения на неё обрушиваются издевательства – под ту же насмешливую «петушиную» песню. Временной капкан клацнул беззвучно, но в арсенале режиссёра есть инструмент и громче – страх отрицания.

Нюхольм подвергает героев глумливым испытаниям с явным акцентом на гениталиях, словно подчёркивая физиологическую несостоятельность, но этим заодно провоцирует включение и другого инстинкта – анализа происходящего. «Коко-ди Коко-да» компилирует узнаваемые детали из «Дня сурка» Гарольда Рамиса, «Забавных игр» Михаэля Ханеке и «Антихриста» Ларса фон Триера. Отсылки к последнему особенно сильны, в том числе и лесным антуражем событий. Другое дело, что у Нюхольма пока отсутствует высокохудожественная эстетика датского скандалиста, но швед привносит и собственную находку: кукольные вставки с зайцами. Импровизированные теневые представления здорово раскрашивают однотипное циклическое повествование и в то же время скукоживают смысл фильма до стандартной морали – необходимости принять смерть ребёнка и жить дальше.

Режиссёр сознательно принёс содержание в жертву оформлению, и результат впечатляет: смотреть фильм крайне неуютно. Лента подобна той навязчивой мелодии, и даже хуже: ни сон, ни последующее пробуждение, ни новая тактика борьбы с циркачами не помогают. Не помогает ничего, пока расколотые горем муж и жена не учатся заново слушать ближнего. Это и в самом деле сложнее, чем кажется, и завязка фильма с внезапной аллергией девочки на моллюсков важна для понимания смысла. Тобиас, Элин и дочка Майя загримированы под зайцев, когда берутся за злосчастную пиццу с морепродуктами – в этом напоминание режиссёра о существовании пищевой пирамиды. Большие пожирают маленьких – эта аксиома справедлива и при экстремальных обстоятельствах, вроде ночёвки в дикой лесной чаще.

Когда Элин приспичивает в туалет, она боится комаров, а серьёзная угроза остаётся как бы в стороне. Наличие в компании циркачей двух собак – мёртвой на руках у здоровяка и кусачего питбуля на поводке у девицы – выглядит жирным намёком на единство существования жизни и смерти. Одна неотделима от другой, и попытки спрятаться за стеной страха в конце концов сделают таким же жалким, как худосочный швед в трусах с направленным в пах стволом пистолета. Нюхольм далёк от менторских нотаций, но оригинальную педагогику он демонстрирует в сцене с резко постаревшей Элин. Режиссёр не зацикливается на феномене временной петли, не стремится подобрать правильную трактовку, а использует смертельную тавтологию как радикальное средство объединения.

Фильм ужасов обладает вполне миролюбивой моралью – но почему бы и нет, если речь идёт не о примитивной пугалке? Прежде всего «Коко-ди Коко-да» – это авторский проект, попытка проникновения по ту сторону души, где копятся обиды, противоречия и несогласие с естественным ходом событий. Нюхольм берет на себя функции тайного союзника мужа и жены, когда поворачивает время вспять, и готов терзать их до тех пор, пока люди не вернут себе способность прощать. Это большое искусство, такое же, как говорить «нет», и логично, что для тренировки умения на выручку может прийти сюрреализм. Главное, чтобы ночь петуха однажды закончилась и вновь наступило утро.