Не секрет, что некоторые туристы, приезжающие в Версаль, воспринимают Большой Трианон как нечто второстепенное и не особенно впечатляющее, как некий факультативный пункт в программе осмотра этого архитектурно-паркового ансамбля. Очевидно, что после «объедения» роскошью, после неимоверного столпотворения и немилосердно терзающего уши разноязыкого шума в залах версальского дворца, после прогулки по необъятному парку кому-то действительно может не хватить сил, чтобы добраться до Трианона. Тем не менее, на мой взгляд, все же не стоит пренебрегать Трианоном.

Если Версальский дворец выполнял функции официально-парадной королевской резиденции, то роль Трианона – место уединения и отдыха королей. Поэтому Трианон интересен именно как «личное пространство» монархов, как «дворец во дворце». Людовик XIV, по велению которого и строился Большой Трианон, определял статус своих владений так: Версаль – для двора, Марли – для друзей, а Трианон – для меня самого. И, направляясь в Версаль, я, как само собой разумеющееся, также запланировала визит и в Большой Трианон.

В те дни, когда мы были в Париже, в Большом Трианоне работала выставка «Женщины Трианона». Выставка посвящалась знатным дамам, чьи судьбы в той или иной степени были связаны с этим дворцом. Как человек, неравнодушный к истории Франции и знакомый с биографиями ряда аристократок, сыгравших заметную роль в политике и искусстве этой страны, я, естественно, не могла отказать себе в удовольствии осмотреть представленную в нем экспозицию.

Входные билеты в Большой Трианон стоили 10 EUR. По сравнению с Версальским дворцом, залы которого напоминали вагоны метро в час пик, условия для осмотра в Большом Трианоне были почти идеальными. Ни в коем случае нельзя сказать, что этот дворец позабыт-позаброшен, но в то же время мы не чувствовали себя в нем как сельди в бочке.

Как я уже говорила, Большой Трианон был построен во время правления Людовика XIV – в 80-х годах XVII века. Этот дворец, имевший второе название Мраморный Трианон (полученное за свою облицовку), возводился взамен другого дворца – Фарфорового Трианона, утратившего «товарный вид» и вдобавок напоминавшего королю об опостылевшей ему фаворитке – маркизе де Монтеспан. Проектом руководил архитектор Мансар – тот самый, которому Париж обязан Собором Дома Инвалидов.

Что касается внутреннего убранства дворца, то ему изрядно досталось в годы Великой Французской Революции. Позднее, когда к власти пришел Наполеон Бонапарт, он превратил Большой Трианон в свою резиденцию, и, соответственно, распорядился украсить дворцовые помещения по своему вкусу. Другие существенные изменения в планировке и меблировке залов появились уже при Луи-Филиппе, получившем корону во время Июльской революции 1830 г.

Вместо разноцветья, типичного для залов Версаля, в отделке доминирует сочетание белого с золотым. И, разумеется, вокруг элегантные вазы, часы, камины.

В первом же зале становится ясно, что осмотр интерьера неизбежно уйдет на второй план, т. к. всюду главенствуют те самые «Женщины Трианона» – а, если точнее, их портреты. Королевы, принцессы, королевские фаворитки и просто получившие известность особы. Выставка походила на иллюстрированную энциклопедию моды, причесок, техники нанесения макияжа. Румяна, кстати, накладывались щедро – от всей души, да и на пудре тоже не экономили. Возможно, что живописцы изображали дам привлекательнее, чем они были на самом деле (кто же будет вступать в конфликты с такими персонами?). Но как бы там ни было, портреты прекрасны, и на многих из них легко «читаются» характеры «героинь».

Над биографиями некоторых прекрасных дам потрудился крайне жестокий и беспощадный «стилист» по имени Великая Французская Революция, «украсивший» их финалом из серии «лучше бы вообще не знать об этом».

Показать все портреты, увы, не смогу. Их было не менее тридцати, и если прокомментировать каждый из них, получится целый роман. Остановлюсь лишь на тех, чьи личности по каким-то причинам были мне интересны.

Первым портретом, увиденным нами на выставке, был портрет госпожи де Севинье, которую я упоминала в рассказе о парижском музее Карнавале. Заслуга госпожи де Севинье заключается в том, что после нее осталось множество писем, являющихся настоящим кладом для историков. В них подробнейшим образом описаны светская жизнь, политические события, придворные интриги, моды и быт, литературные увлечения, и, конечно, сам Версаль.

В разное время у Зеркального зала было разное назначение. Во времена Людовика XIV здесь заседали советы, в эпоху Наполеона I зал служил кабинетом: сначала, если не ошибаюсь, для его матери и затем – для супруги, а в период правления Луи-Филиппа зал снова стал местом проведения советов.

В Зеркальном зале мы увидели портрет еще юной Марии Антуанетты, написанный, по всей видимости, в ту пору, когда она была австрийской эрцгерцогиней. Тогда у нее все было еще впереди: брак с будущим французским королем Людовиком XVI (заключенный, когда ей исполнилось всего лишь 15 лет); восшествие на престол, участие в нескончаемой череде балов, маскарадов и прочих увеселений; страсть к роскошным нарядам, безумно дорогим украшениям, азартным играм; игры в крестьянку в специально построенной на территории Трианона бутафорской деревне, игра в собственном театре…За многие свои слабости и забавы мадам Дефицит (как назовет ее французский народ, из кармана которого оплачивались все королевские удовольствия), поплатится головой – в буквальном смысле этого слова.

В другом зале (честно говоря, уже не помню, в каком) был выставлен другой, пожалуй, самый известный портрет Марии Антуанетты, написанный выдающейся французской портретисткой Элизабет Виже-Лебрен. С работами Виже-Лебрен я познакомилась еще в школьные годы, увидев их в одном из альбомов, посвященных французскому искусству. На нем Мария Антуанетта изображена уже в достаточно зрелом возрасте. Глядя на этот портрет, я подумала о том, что ее принадлежность к династии Габсбургов не нуждается ни в каких доказательствах: все фамильные габсбургские черты налицо!

В Малом Трианоне можно увидеть и спальню Марии Антуанетты с изящно декорированной, почти кукольной кроваткой:

Самая впечатляющая кровать Трианона – несомненно, эта, стоящая в так называемых покоях императрицы, последней «хозяйкой» которых была Мария Амалия Неаполитанская. Кровать украшает монограмма «короля-гражданина» Луи-Филиппа.

И напоследок, еще одна спальня – спальня бельгийской королевы, т. е. дочери Луи-Филиппа.

Большинство картин, висящих на стенах Большого Трианона, имеют мифологические сюжеты – как например, «Апофеоз Геракла» работы Ноэля Куапеля (XVII век).

В этом салоне со стенами, обитыми желтой тканью с голубоватым узором, любил отдыхать Луи-Филипп с семейством:

Назначение Музыкального зала, полагаю, не требует никаких пояснений:

Но вернусь к нашим баранам, точнее, к портретам обитательниц Трианона. Я не случайно говорила о том, что о судьбе некоторых из них лучше бы и не знать. У поэта Максимилиана Волошина есть стихотворение с пробирающим до мурашек по кожи текстом, озаглавленное «Голова мадам де Ламбаль» и превращенное в романс Александром Вертинским. На выставке я увидела портрет «героини». Подруга Марии Антуанетты – Мария-Тереза-Луиза Савойская, она же принцесса де Ламбаль.

Во время революции ее схватят, посадят в тюрьму и растерзают – с жестокостью, для которой сложно подобрать подходящий эпитет. Характеристики «дикая» или «чудовищная» применительно к той ситуации звучат слишком мягко. Формально это называлось казнью, а де-факто представляло собой жуткое, долгое, зверское истязание. Отрубленную голову принцессы напудрят и нарумянят, наденут на пику и пронесут весь город, – в частности, для того, чтобы вдоволь поиздеваться над Марией Антуанеттой.

Еще одна дама, которую обезглавят в кровавые революционные дни – младшая сестра трех последних французских королей Елизавета-Филиппина-Мария-Елена Французская. Одаренная художница, щедрый меценат и патриотка. Ее любовь к Франции была настолько сильна, что она отказалась от брака, чтобы остаться на родине.

Имя следующей дамы, полагаю, известно многим – маркиза де Помпадур, официальная фаворитка Людовика XV, и, можно сказать, его советник и секретарь. Никакого человека нельзя оценивать однобоко. Безусловно, госпожу Помпадур невозможно считать эталоном нравственности и скромности. Но она приблизила к королю культурную и интеллектуальную элиту, покровительствовала Вольтеру и Руссо, стояла у истоков создания знаменитой Севрской мануфактуры, выпустившей несметное количество фарфоровых шедевров.

Кстати, на выставке имелась возможность сравнить маркизу де Помпадур с законной супругой Людовика XV – Марией Лещинской, которая также жила в Трианоне. Я, если честно, не совсем поняла, почему некоторые историки «нападали» на ее внешность. Действительно, не конкурентка мадам Помпадур, но на вид вполне приятная дама.

По происхождению, Мария Лещинская – полька. Любопытно, что для вступления в брак с Людовиком XV ей пришлось участвовать в «кастинге» с 99 претендентками. Она была старше своего мужа на 7 лет и родила ему 10 детей. Ясно, что при образе жизни и нравах французского двора, эта тихая, скромная, набожная женщина (против которой также «работала» невыигрышная разница в возрасте между ней и супругом) в итоге была оттеснена энергичной и более привлекательной фавориткой.

Дама, изображенная в компании с Амуром (портрет создавался в ателье известного французского мастера Миньяра), знакома по многим литературным произведениям, и в том числе по «мушкетерской» трилогии Александра Дюма. Это Маркиза де Монтеспан – одна из фавориток Людовика XIV, сменившая на этом «посту» Луизу де Лавальер. В отличие от Луизы, комплексовавшей по поводу своего положения, Франсуаза-Атенаис, как звали маркизу, сумела извлечь из своего 10-летнего официального «фаворитства» (а до этого просто из роли любовницы) максимальную выгоду.

Те, кто внимательно читал роман Александра Дюма «Двадцать лет спустя», возможно, помнят в нем такой эпизод, когда Атос с юным Раулем приезжают в Париж – в салон поэта Скаррона и там, среди активно фрондирующей публики, появляется очаровательная юная девушка Франсуаза д’Обинье, прозванная «прекрасной индианкой» – за детство, проведенное на Мартинике.

На выставке в Трианоне присутствовал и портрет «индианки» – вдовы того самого Скаррона. Широкой публике «прекрасная индианка» более известна как мадам де Ментенон, – последняя официальная фаворитка, а впоследствии венчанная, но не коронованная жена Людовика XIV.

История ее сближения с королем совершенно не походила на истории других фавориток. Она покорила короля прежде всего умом и душой: образованностью, житейской мудростью, религиозностью, скромностью и терпением. Ее «карьера» началась с должности воспитательницы общих детей Людовика XIV и его тогдашней фаворитки – маркизы де Монтеспан. «Прекрасная индианка», скорее всего, предпочла бы заняться чем-то другим, но муж-инвалид, годившийся ей в отцы, ушел на тот свет, оставив сплошные долги. Занимаясь с детьми, мадам де Ментенон проявила себя педагогом от Бога, тем самым обратив внимание короля.

Со временем педагогическая карьера мадам де Ментенон трансформировалась в политическую: она фактически стала королевским советником. Для королевского двора, с его, мягко выражаясь, излишествами и легкими нравами, наличие фаворитки, пытавшейся выкорчевать этот разгульный образ жизни, превратилось в кошмар. Все гайки были капитально закручены: вместо балов – мессы, запрет на вызывающие наряды и пр. Впрочем, в некоторых книгах мадам де Ментенон характеризуют всего лишь как расчетливую ханжу-интриганку.

Наше внимание также привлекли два парадных портрета, имеющих непосредственное отношение к «наполеоновскому» периоду Трианона.

На первом из них – вторая супруга Наполеона I Бонапарта, Мария Луиза.

На втором, установленном в Топографическом кабинете – его мать, Летиция Рамолино, для которой Наполеон, став императором, учредил титул Madame Mere (Мадам Мать). Многие черты своего характера он унаследовал именно от Летиции.

Добравшись до вершины власти, Наполеон окружил Летицию роскошью, но она, с давних пор привыкшая терпеть материальные затруднения, продолжала жить почти так же скупо, как и раньше. Родным языком корсиканки Летиции был итальянский; французский язык она должным образом не освоит, и, соответственно, будет воспринимать Францию как чужую страну.

Эту молодую красавицу со сложенным веером звали Эухения Монтихо. Графиня Монтихо являлась супругой Наполеона III и последней императрицей Франции. Она была большой модницей, прожила очень длинную (даже по современным представлениям) жизнь и умерла в 94 года. В честь Эухении названы архипелаг и астероид.

В условиях, когда мои впечатления от визита в Версальский дворец были подпорчены проходившей в нем выставкой работ модного португальского дизайнера Жоаны Вашконселуш, визит в Большой Трианон оказался как нельзя кстати. Мне не нравится, когда в музее определенной тематики размещают какие бы то ни было экспонаты «не по делу», тем более громоздкие и создающие «пробки» в без того переполненных залах. Наоборот, портреты дам, «собранные» в Большом Трианоне, были абсолютно на своем месте, и соединение живописи с историей в таком варианте явно порадовало.